di
надюсь не упасть замертво после очередного запоя у подруги! ибо, по её словам, количество алкоголя грядёт несусветное...
а мне ещё фик писать! да и встать в 9 - да разве это реально, особенно если учесть, что я не сплю до сих пор!?
а мне ещё фик писать! да и встать в 9 - да разве это реально, особенно если учесть, что я не сплю до сих пор!?
- Вставай, грязная ведьма, пришел твой час! – Она ощутила, как грубые руки подняли ее. На нее надели драную рубашку и, босую, потащили по коридорам казематов. Из-за тяжелой, массивной двери раздавались приглушенные крики других несчастных, которых пытали, возможно, еще более жестоко, чем ее саму.
Она старалась идти самостоятельно, но сломанные ноги не слушались ее, каждый шаг причинял мучения и невыносимую боль.
- Иди, иди, мерзкая шлюха! – Стражник грубо подтолкнул ее в спину. – Иди!
Она прикрыла глаза, вспоминая моменты ужасающей пытки. Семьдесят часов, а ее мучители, казалось, не знали устали и, тем более, пощады. Она видела перед глазами истерзанное тело мужа, которого, впрочем, пытали куда менее жестоко, надеясь услышать его признания в том, что они скрывали у себя приезжую ведьму и ее пособников.
Молчание. В ответ им было молчание и глухие стоны.
Она не знала, куда эти изверги дели их сыновей, двоих мальчиков-близнецов, Ганса и Генриха, но она догадывалась, что от Святой Инквизиции пощады им тоже не будет. Счастье, что дочери, двухлетней Алисе, удалось спастись!
Она помнила, как разбитые губы шептали:
- Я ничего не знаю… Отпустите нас, мы ничего не знаем…
Но мучители только смеялись, вновь и вновь вздергивая ее вверх, под потолок, и отпуская…
- Шагай, ведьма, и радуйся, что это твой последний час!
Ее вывели из казематов и, связав руки, усадили на телегу, полную соломы. Веревка впилась в и без того истерзанные руки. Несколько минут тряски по мостовым Вюрцбурга, и ее привезли на площадь, полную народа.
- Выходи, ведьма!
Несколько метров. Всего лишь несколько метров до столба, у которого уже была заботливо уложена солома, однако пройти их у нее не было сил. Грязно ругаясь, стражники проволокли ее до места сожжения и, заведя ее руки назад, привязали к столбу. Народ на площади улюлюкал, предвкушая занятное зрелище.
Девушка обвела мутным взглядом людей, но она не надеялась увидеть хотя бы одно сочувствующее лицо. Вокруг была лишь ненависть и животная жестокость – никто из горожан даже не мыслил того, что на ее месте мог оказаться кто-то из их родных, близких. С трудом повернув голову, она увидела князь-епископа Филиппа Адольфа фон Эренберга – его имени страшились все жители города, все знали, кто он такой.
Нет, молодая женщина не помнила его лица среди тех, кто пытал ее, зато помнила сидящего рядом с ним мужчину – в сутане, с жестоким красивым лицом. Совсем еще молодого, но уже не знавшего пощады. Он поднялся и начал зачитывать приговор:
- …что обвиняется она в пособничестве ведьме и в колдовстве, в сношении с Дъяволом и в том, что она направила смертельные болезни на жену главы городского совета, госпожу Зальценберг, от которых та скончалась в три дня. Что летала она на шабаш и сношалась с Дъяволом, и что родила детей своих не от мужа своего, а от инкуба. Все обвинения подтверждены доказательствами, свидетельствами против нее честных людей и ее чистосердечным признанием. Агнесса Гвиннер приговаривается к казни – сожжению ее заживо на костре без предварительного удушения! Да упокоит милостивый Господь ее душу и не даст ей попасть в Преисподнюю!
Епископ опустился обратно в кресло. Сидящий рядом с ним князь-епископ величаво махнул рукой, и палач опустил факел на предварительно облитую маслом солому. Дым начал подниматься вверх, проникая через нос в легкие.
Молодая женщина ощутила, что задыхается. Огонь подбирался все ближе к измученным ногам, вот уже лижет нестерпимо горячими языками ее кожу…
Ей повезло – она потеряла сознание. Дым полностью завладел ее легкими, и, когда пламя охватило ее фигуру и в воздухе начал распространятся запах горящей плоти, она уже ничего не чувствовала…
Лина спустила ноги с кровати и нащупала тапочки. Мягкие и пушистые, они окончательно вернули ее в реальность. Это был сон. Пускай мрачный, кровавый, до ужаса похожий на правду – но все-таки сон.
Чайник вскипел и щелкнул. Девушка налила себе чашку горячего, крепкого чаю и уселась за стол. Кажется, вчера она слишком много читала про средневековую Инквизицию – вот оттуда наверняка и пришел этот странный и страшный сон. Она не запомнила лиц – только жуткую, нечеловеческую боль…
Так, все, хватит! Лина со стуком поставила чашку на стол и поднялась. Хватит думать об этом, надо ложиться спать, ведь предстоял трудный день. Она вернулась в комнату и юркнула под одеяло. Темнота в спальне перестала казаться ей такой уж зловещей. Скоро должен был заняться рассвет, а весь день должен был быть занят хлопотами – лекции, потом – поход на концерт. Нельзя сказать, что на выступление до того ей неизвестной финской группы ей очень хотелось идти, но подвести хорошего знакомого, что с трудом выбил ей вписку, не хотелось.
Лина закрыла глаза.
Утром все будет казаться лишь глупым сном. Одним из тех ночных кошмаров, что не имеют привычки возвращаться…
Йонне уже жалел о том, что остановился возле старухи, чтобы подать ей пару евро. Эта старая женщина тут же вцепилась ему в руку, бормоча что-то на русском языке, наверное, слова благодарности. Юноша натянуто улыбнулся и попытался отстраниться, но у него ничего не получилось.
- Послушай, - вдруг зашептала она на его родном языке, - я хочу тебе кое-что сказать. Послушай, не приближайся к ней, не приближайся, она убьет тебя, как убила тогда… Она заставит его тебя уничтожить, не приближайся к ведьме, не приближайся… - Из нее рта несло какой-то гнилью. – Пусть ее сожгут, как сожгли давным-давно… Пускай сожгут! Ты узнаешь ее мгновенно, но не вздумай снова попастся на удочку колдуньи! Иначе тебя ждет смерть!
Йонне вздрогнул. Его ужаснули почему-то не сами слова, а то, что грязная нищенка говорит на финском, на языке, который в России, как он знал, учило не так уж много людей. И лишь потом, когда старуха отпустила его, до него дошло содержание ее бормотания. Она угрожала ему смертью от рук ведьмы. Бред какой-то!
- Эй, Йонне, ты чего там застрял? – Окликнул его Антти, басист группы. – Давай, пойдем, нам уже пора ехать в клуб, концерт через три часа!
Юноша обернулся на то место, где только что стояла старуха. Она исчезла.
- Что я тут делаю, - гадала Лина, разыскивая за кулисами своего знакомого. – Зачем я сюда пришла? Черт, лучше бы осталась дома, завтра семинар по античке, а я не готова!
Вокруг сновали люди, и девушка отчего-то подумала, что присутствие такого огромного количества народа ее угнетает. Более того, оно ее раздражает, заставляет вспоминать о жутком сне, которого она бы век теперь не вспоминала. Ей успешно удавалось заглушать эти воспоминания целый день, но сейчас они вновь вылезли наружу.
- Ох, простите! – Лина машинально отпрянула назад, натолкнувшись в маленьком коридорчике на какого-то парня.
- Ничего, все в порядке, - ответил он ей по-английски, что мгновенно ее насторожило. Значит, это кто-то либо из музыкантов, либо из музыкального стаффа. Девушка подняла глаза на несчастную жертву своих раздумий.
- Ты кого-то ищешь?
- Нет, нет, - Лина улыбнулась ему. – Просто немного заблудилась.
- Может быть, тогда заглянешь к нам? – Он вскинул брови. – Мы не кусаемся! – Молодой человек протянул ей руку. – Меня зовут Йонне. Обычно я не знакомлюсь с девушками на концертах, но бывают и исключения.
Он провел Лину в гримерную. Пожалуй, причину своего поведения он не смог бы объяснить, просто ему захотелось так поступить. К тому же, у него давно не было девушки и, как бы приземленно и пошло это ни звучало, ему хотелось провести с кем-то эту свою последнюю ночь в России. Почувствовать рядом с собой тепло женского тела. Просто ощутить, что он не один. Хотя бы этой ночью.
Для Лины же все произошло так быстро, что она не успела заметить смены событий. Казалось, что только что она просто гуляла по клубу, а вот уже сидит в гримерной группы и разговаривает с ними о чем-то, кажется, обсуждает с их клавишником по имени Mr. Snack фортепианную партию Дэвида Брайана в песне Bon Jovi “Joey”. Происходящее казалось сном, и лишь странно-знакомые голубые глаза, что следили за каждым ее движением, возвращали ей ощущение реальности.
Почему его лицо было так ей знакомо?
Йонне наблюдал за девушкой, и почему-то никак не мог избавиться от воспоминаний о старухе. «Не приближайся к ведьме…». Всплывшие в памяти слова заставили молодого человека вздрогнуть.
- Парни, вам пора на сцену! – Приоткрылась дверь, и в гримерную заглянул Томми, старший брат Йонне и, по соместительству, их тур-менеджер. – Толпа симпатичных фанаток уже ждет вас – не дождется, - он подмигнул им и вновь исчез в коридоре.
Концерт прошел для Йонне как в тумане. Он очнулся лишь тогда, когда вновь вернулся обратно в гримерку. Девушка лежала на диванчике, свернувшись калачиком, и дремала. Он присел рядом с ней и погладил кончиками пальцев по щеке. Все его первоначальные намерения испарились, и теперь юному музыканту совершенно не хотелось увозить ее в гостинницу, вести в номер… Вместо этого он быстро нацарапал на бумажке свой номер ICQ и вложил ей в руку. К номеру он прибавил всего одну фразу: «Напиши, если тебе понадобиться моя помощь. Йонне».
Остальные уже быстро переоделись и теперь ждали его в коридорчике. Пора было уезжать – их самолет в Германию был самым ранним, в восемь утра.
Лина проснулась от того, что ее кто-то тряс за плечо. Открыв глаза, она увидела знакомого охранника клуба.
- Сереж, - пробормотала она, - ты чего меня дергаешь?
- Линка, вставай, уже пора на выход, - молодой человек помог ей сесть. – Ты чего тут делаешь? Все уже давно разошлись!
Девушка вздрогнула и проснулась окончательно. И действительно, в гримерной, кроме нее и Сергея, никого уже не было. Она была готова поверить, что все произошедшее приснилось ей, если бы не то, что самостоятельно она бы тут не оказалась. Да и в руке у нее оказался какой-то клочок бумаги, который она, потягиваясь, выронила себе на колени.
Лина взяла записку в руки. Корявым почерком на ней было написан номер ICQ и еще одна строчка, от которой у девушки глаза едва на лоб не полезли.
«Напиши, если тебе понадобиться моя помощь…».